Иногда решения не так просты.
Иногда прощание — это единственный выход.
Linking Park
В тронном зале стояла гробовая тишина. Сейчас здесь было мрачно, трон Хозяина огня не пылал привычным алым пламенем, не согревал теплом надежды. Таким это место видели не многие. Господа и дамы, прибывшие в тронный зал для аудиенции у Хозяина огня, всегда созерцали огонь правителя, как символ его могущества и власти.
Медленным, размеренным шагом Мэй прошла в центр зала и остановилась перед троном Хозяина огня. Совсем недавно это место было для женщины домом, крепость, сосредоточением всего самого близкого и дорогого в ее жизни, а сейчас оно казалось чужим, если не сказать, что враждебным, наводящим печаль. Впрочем, сказать, что Мэй была расстроена— не сказать ничего: она была на границе с истерикой. Женщина боялась увидеть мужа, боялась, что не сможет выдержать всю тяжесть того, что с ней происходило, что окажется слабее, чем себя считала. Но все же предать дочь — тоже самое, что убить ее. Мэй не могла позволить, чтобы ее кровь и плоть, плод ее огромной любви погубили. Мэй была не просто женщина , войн или правительница, она была мать. И это был самый сложный и самый главный статус, который она только могла иметь.
Лицо Хозяйки огня было спокойно и хладнокровно. У нее было достаточно времени, чтобы все обдумать и… и смириться с тем, что ей предстояло сделать. Мэй догадывалась в чем заключался план Азулы, но для Хозяйки огня ничего, ничего не было дороже жизни дочери. Все же душа не переставала болеть и тихо плакать, а то горе, которое неожиданно опустилось на королевскую семью, бить по сердцу. Но когда-то Мэй уже была одинока, несчастна, подавлена, контролируема и поэтому умела скрывать всё горечь под холодной маской безразличия и ненависти к миру. Стоило убедить себя в отвратительности всего окружающего, как тут же становилось легче, ведь когда ты презираешь всё, то, что по-настоящему ужасно становится рутиной и не так кричит о своем присутствии. Двадцать лет абсолютного счастья для того, чтобы снова вернуться к этому «ненавистному миру» в одиночестве, беспомощности и снова под властью Азулы.
Двери распахнулись. По тронному залу эхом раздались знакомы шаги. У Мэй задрожали руки, и она с силой сжала, да так, что ногти впились в плоть белоснежных ладоней. Когда Зуко произнес ее имя, на глазах навернулись слезы, но тут же исчезли — заледенели от холодности лица. Прикосновения рук Хозяина огня обожгли ноющее тело.
—Здравствуй, Зуко,— спокойно проговорила Мэй и обернувшись смахнула его руки со своих плеч. Несколько шагов в сторону, достаточно ненавязчивых, но создающих необходимую для сохранения стойкости дистанцию.
За время своего путешествия из Царства земли в огненную столицу Мэй сотню раз прокручивала данную ситуацию в голове: что сказать, в какую сторону шевельнуться, как посмотреть. Сейчас же все мысли и идеи исчезли, оставалась лишь пустота и все та же боль от предстоящих слов прощанья. Не стоило тянуть, следовало говорить все быстрее, как можно скорее исчезнуть, молчание Мэй и так слишком затянулось.
—Зуко,— Мэй посмотрела в лицо мужа и без лишнего вздоха твердо и холодно объявила, — я пришла сюда, дабы сообщить тебе, что я ухожу от тебя. Ухожу навсегда.
Затем Мэй замолчала и просто стояла, молча, спокойно и от того более всего отвратительно смотря на супруга, ожидая его реакции, которую, Мэй это знала, она запомнит на всю свою жизнь.
