Ракуа привык к здоровому образу жизни и, практически, не употреблял алкоголь и подобные вещи. Вкус вина или того же сакэ у него напрочь отбивал аппетит, а от запаха его начинало мутить. Возможно, с непривычки. Может, из-за какого-нибудь неприятного прошедшего "сюжета", где тогда еще молодой юнец выдул больше, чем следовало... Ракуа уже и не помнил. Шутка ли, прожить почти век в этом мире и помнить все свои молодые гулянки? Но не в том дело. Адмирал первым открыл глаза. Первое, что он увидел перед собой, оказалось небо. Чистое, незамутненное белоснежными "замками" и "кораблями" облаков, голубое небо, словно безукоризненное полотно, раскинулось перед взором. Разум, прям как и небо, незамутненный, пока еще не спрашивал глупые до своей банальности вопросы "кто я?", "что я?" и "где я?". Возможно, именно такие чувства, такое состояние ощущает младенец, недавно вылезший из утроба матери. Безмятежность, полное спокойствие, равновесие и гармония...
Все это закончилась спустя лишь мгновение. Это мгновение счастья грубейшим образом нарушила боль. О, духи, лучше бы Фудо с десяток раз ранили, а затем прижигали ему все эти ранения. Голова напоминала огромный гнойник, который с биением сердца давал новые и новые импульсы, раскалывающие его недавно такой свободный ум.
Адмирал весь скривился от негодования и от собственной беспомощности. Но движения мимики так же отразились на его самочувствии - кузнец, держащий молот, который бил по его "чугуну", похоже только что получил надбавку, его мотивация повысилась ровно в той пропорции, насколько повысилось усердие бить бедняге-магу по вискам. Зажмуривание совершенно не помогло, хотя, на какой-то момент Фудо еще и надеялся на положительный результат сего действа. Вновь открыв глаза, уже чуть шире, мужчина чуть крякнул от боли, но заставил себя больше не стонать. Ведь он почувствовал... как на его животе лежит чья то рука.
Еще несколько секунд исследуя глазами эту руку (мужская, покрытая мужественной волосатостью, загаром, крепкая и мускулистая, рука воина - как щелчки кнута, врезались в голову Ракуа эти слова и словосочетания, характеризующие то, что возлежало, и вполне, кстати, вольготно возлежало, у него на прессе), мужчина не сразу решился перевести взгляд на того, кто чуть похрапывает рядом. Прежде чем это сделать, Фудо удостоверился, что у него ничего более не болит кроме головы и что он хоть и голый, да не совсем - штаны, чуть грязноваты, но служили гарантом, что ночь, быть может, проведена и не в столь неподобающем адмиралу положении (если вы понимаете, о чем я).
Нервные окончания донесли желания своего "господина" до ладони, и правая рука поднялась, чтобы хоть как то размять, чуть опухшее, от выпитого спиртного, лица. А что левая, спросите вы? Бровь адмирала иронично изогнулась - он ее почти не ощущал под тяжестью воина, который располагался рядом. Тревожить раньше времени неизвестного не хотелось, да и для начала следовало узнать - кто же там сбоку. Борясь с внутренними противоречиями и бесами, Ракуа таки взглянул. Взглянул и сразу же узнал.
Сокка Великолепный. Герой этой и предыдущей войны. Вождь достопочтеннейшего Южного племени. Ладно, проснуться посреди поля-леса-непонятногде. Проснуться с головной болью - ну с кем не бывает? Рядом с воином? - сложно, но тоже возможно. Но он? почему именно он? Видимо, Фудо было вчера слишком хорошо, чтобы он не обратил внимание на компанию (черт возьми, что творится), которая его окружала. И даже мимолетно брошенный взгляд на гору (а если быть точным, аккуратно расставленную пирамиду - что в их состоянии казалось более героичным и невозможным, чем победа Аанга над Озаем, если бы первый не был аватаром) не так уж и удивил мужчину.
Подняться, хоть как то, не представлял возможным. Голова продолжала гудеть, но мысли, которые роились в голове у Фудо, как то позволяли ее игнорировать и хоть как то забыть. В конце-концов, мужчина сдался и, уронив тяжелый свой чугун обратно на дерево, закрыл глаза, желая, что все это оказалось дурным сном.