Была, всё ж, в этом толика чего-то дико неправильного, гложущего изнутри, кромсающего защитную оболочку мирной души и вцепляющееся хваткой мёртвой за сердце – Том, к сожалению, не знал, как избавиться от этого ненасытного чувства разочарования и дежа вю, подступившего столь внезапно, насколько вообще могло. Отчего-то, всякий раз, когда всем тем, кого юноша считал своей семьёй, причём не только в кровной, но и духовной, предоставлялся шанс собраться в одном месте и в одно и то же время, всё непременно заканчивалось разногласиями и конфликтами, которые, словно небольшие землетрясения, расшатывали фундамент и без того не безоблачных отношений, грозя полным сносом всех несущих балок разделившейся на отдельные части семьи. Может, Том-Том был слишком молод, может, ему просто не дано было понять всего, но каждая, даже мимолётная, ссора радости не прибавляла, сея в молодом подсознании древо сомнения и юношеского, самокритического желания винить себя и только себя. Том, не смотря на свой возраст, чувствовал себя позади, хоть и, напротив, всегда желал контактировать со всеми на должном уровне.
Как истинная душа компании и вполне дружелюбно настроенный человек, юноша не понимал, почему ж всё происходит именно таким образом. И то ли это вся та столетняя война оставила значимые отпечатки на характерах тех людей, которые воспитывались в чётких рамках, то ли в семье, действительно, «не без урода», во всех смыслах.
Том-Том, как и положено любому подростку, чувствовал себя иным, хоть и до жути не желал испытывать на себе ярмо юношеских становлений личного душевного баланса, которое остальные сверстники отчего-то с радостью напяливали себе на шею и громко высказывали недовольство от сложившейся ситуации. Ежели не парадокс, то идиотизм какой-то, ей-духи.
Лето – пожалуй, наиболее любимейшее для народа огня время года. Длинные, жаркие дни, тёплые точи, используемые молодёжью далеко не как время поспать часок-другой, в особенности, молодёжью Угольного острова, на кой юного курсанта военной академии Народа Огня удалось заехать «погостить» совместно с родителями и внезапно согласившегося поехать Айро, что, в общем-то, давало Тому слепую надежду на то, что ситуация будет более-менее стабильной. А мечтать, как оказалось в очередной раз, совершенно не вредно – и не прошло и срока, отведённого на весь отдых, который для любого в возрасте младшего брата Хозяйки Огня должен стать чем-то эпически-фантастическим, как юноше довелось невзначай открыть двери просторной кухни и застать разгар недлинной, но весьма горячей ссоры меж собственными отцом и матерью, да сестрой. Ничего, казалось бы, нового, но именно сегодня, в, Кох бы его побрал, данный вечер не хотелось впитывать ту тонну негатива, что то и дело выплёскивалась во время словесных баталий такого жанра. Том – он как губка, эмоциональный фон его всегда и везде принимал окраску, подобную окраске окружающего пространства, и огородить себя от ненужных «сбоев в настроении» он не мог, как бы ни старался. Собственно, здесь уже даже Айро со своим чаем не помогали, хотя курсанту, всё же, пришлось выдавить из себя благодарную и якобы безмятежную полуулыбку, гласящую о том, что всё хорошо. Выговориться ему не удалось – как, впрочем, и всегда. Юноша отродясь не имел привычки делиться внутренними скачками словесно, а, заместо этого, передавал всю информацию мимикой, жестами, позами. К сожалению, овладеть техникой вот такого вот кирпичеватого лица, как у Мэй, Том-Тому было явно не дано – юношеский максимализм в расцвете сил мешал.
К слову, о Мэй. Пожалуй, именно сестра была объектом постоянного чуть ли не отчаяния курсанта. Мэй, Хозяйка Огня, любимая жена, мать двоих детей – всё было при ней. Всё, кроме эмоций. И этот проклятый блок рушил все надежды Тома на то, что молодая женщина хоть раз, да улыбнётся ему, причём рушил так, основательно, оголяя корни и заставляя кривиться от негодования. Закрывать всё это приходилось стандартной фразой отца о том, что между ними, к сожалению, громадная разница в возрасте – но ведь можно ж преодолеть овраг, ежели очень сильно захотеть, не так ли? Обойти, построить через него мост, да что угодно – лишь бы не оставаться на другом берегу от родного человека. Хуже нет холода в родственных глазах.

Юноше не спалось. Да, что там, «не спалось» - он и глаз-то на минуту сомкнуть не был способен, упрямо цепляясь за тот негатив, что, будто осадок, поднялся со дна стакана его души, стоило лишь взболтнуть и насытить вечер неприятной ситуацией. Отвлечься не предоставлялось возможным, и Том-Том разве что на уши на встал – но уже успел полежать на застланной ещё утром кровати, посидеть за письменный столом в раздумьях, постоять у распахнутого окна и, разнервничавшись из-за треклятой занавески, трепыхающейся по ветру, прежде чем, наконец, плюнул и решил, что в доме точно либо обобьёт лбом все пороги от тотального незнания того, каким же образом вести себя в подобной ситуации, либо свалит какой-нибудь шкаф или, пуще прежнего, сожжет чего – про последнее, кстати говоря, нечто из серии «научи дурака молиться – он и лоб расшибёт».
Коридор дома правящей семьи встретил юношу лёгкой прохладой бриза, доносящегося со стороны пляжа, сквозняком, местами – не раскрывая на ночь окна можно было запросто задохнуться, хоть и дом, в общем-то, был деревянным – полумраком, намекающим на поздний час, и тишиной, гласящей о том, что все в доме спят. Вот и отлично – пускай спят. Молодой курсант, предельно осторожно прикрыв дверь своей комнаты, тихо прошествовал по коридору направо, к лестнице, в сотый раз встретившись лбом с реально низко прибитой поперёк пути балкой, шипя, ругнулся, чуть не навернулся посредством большого цветочного горшка и обнял сервант, вызвав тихий звон стекла и, сориентировавшись во времени и пространстве, прислушался – учитывая, что только что ему довелось пройти в режиме бегемота, все могли и повыскакивать из своих комнат. Но, на счастие Тома, сон родни был крепок – так что, кажись, пронесло.
Облегчённо выдохнув, молодой курсант направился далее, сбежав вниз по ступеням, и уйдя налево, в сторону двери, ведущей на террасы, с которых элементарнейшим образом можно было выйти на пляж – а именно туда Том-Том и решил, до того, как встретился лбом с балкой, наведаться. Всё ж, вид берега успокаивал, ровно как и то безграничное водное пространство, окружающее Угольный Остров – курорт, он и есть курорт. Он же, это самое, на отдыхе, верно? Значит, надобно пользоваться всеми благами, что только возможны, раз иначе отдохнуть не удаётся.
Растворив дверь, ведущую на террасу, юноша и не думал о том, что кто-то, быть может, ещё и не спит вовсе, как и он сам. Собственно, о том, что этим кем-то может быть его собственная сестра Мэй, курсант военной академии не подумывал вдвойне – посему, стало быть, не мудрено, что его глаза озадаченно круглились, едва она заметил силуэт сидящей на ступенях женщины, и понял-таки, что это – та самая виновница его бессонной ночи. Громко сказано, но, всё ж.
Том-Том замялся было, но просто пройти мимо, в действительности, не смог бы – точно так же, как и уйти обратно, наверх.
- Мэй?- была, что называется, не была,- Кхм… чего не спится?- нацепив наиболее нейтральную моську, юноша прошествовал через террасу к её ступеням, не задумываясь, плюхаясь рядом с сестрой. Ну, подумаешь, даст она ему с флегматичным выражением лица она ему по лбу, не выдали мы такого, что ль?..

пы.сы.: кажись, от соседской дрели меня куда-то занесло не туда. стопроцентную адекватность поста не гарантирую, как и всегда хд
Том, силясь смириться со всей внезапностью грубого отшива собственною же сестрою, сложил брови «домиком», не имея даже и одной-единственной идей, которая бы могла прояснить столь резко негативное отношение Мэй в сторону родного, вообще-то, ей человека. Юноша ощущал себя максимально не в своей тарелке, не ведая, что ж он-то такого мог совершить, дабы обеспечить такую грубость – видеть пренебрежение, пусть и толику лишь, было по-особому неуютно. Да, чего там, это било под дых крепче, чем взгляды негодования со стороны каких-нибудь сторонних людей, упорно не укладывалось в голове. Ни по папкам, ни по полочкам, ни при помощи ноги, выскакивая пред глазами осточертевшим «ну как так?».
Он был, пожалуй, слишком взрослым, чтобы закатывать глупые истерики, твердя себе, что такого плана беды – всего лишь маленький укол воспалённому сознанию. И, в то же время, слишком мал, чтобы пытаться повлиять на ситуацию, объявив себя ещё одной баррикадой их семьи. А ещё Том до безумия чтил родных людей, как истукан, следуя тому правилу, что гласило об отсутствии намеренного учинения морального вреда тем, с кем всяк связан кровным родством. Ему б мозгов, да цинизма побольше – быть может, тогда бы он смог выжить в этой странной семье, на фоне которой был слишком, даже не по-подростковому, радостен и эмоционален.
Молодой курсант как-то резко побледнел и принял неестественно тоскливо-отстранённое выражение лица – он и сам прекрасно знал, что ему нужно выстраивать стену, уметь защищаться от всякого рода напастей, но скрываться от собственных родственников для него приравнивалось к неуёмному предательству. Отчего-то.
Предательство многогранно. У него тысяча лиц, как у Коха, тысяча воплощений, как у Аватара. Предательство – та самая неотъемлемая часть человечества, что бесшумной тенью ступает за всяким, уподобившимся лжи и корысти. Всё начинается с мелочей, как и всегда – а заканчивается разрухой души, дроблением подсознания на составляющие, и ты идёшь назад, назад, натыкаясь на осколки былой чистоты – жестоко? Что ж, хех, мы сами избрали в своё время наш путь. Самое первое правило – начинать искать причины всех бед внутри себя. Будь то болезнь, тотальная разруха, или же несоответствие со внешним миром.
- Я всего лишь хотел завязать разговор,- Том отворачивает голову в противоположную сторону, корит себя за то, что не вынудил рассудок хотя бы просто отлежать эту непутёвую ночь, или же использовать иной выход, обогнув дом по периметру,- Ладно, соглашусь, что попытка вышла заведомо провальной.
Короткий, резкий, звучный выдох. Будто бы юноша, заместо естественного процесса газообмена, вместе с воздухом хотел вытолкнуть из глубин души весь тот осадок, успевший поднакопиться за время пребывания на Угольном острове. Не ясно ль было сразу, что пытаться понять то, что само не хочет даже приоткрыть двери в свой мир – идея весьма опрометчивая, и даже тупая? Всё ж, не стоит всегда безукоризненно верить сердцу, подчиняясь сиюминутным порывом – хотя, именно разговор с Мэй был тем фрагментом жизни Том-Тома, что юноша постоянно откладывал на потом, отодвигая предположительное молчание и пару реплик с обеих сторон на более далёкое будущее, тяготя момент заполучения предполагаемого ответа сестры на довольно-таки банальный, но уместный вопрос.
Один-единственный.
Он догадывался, что получит на него неоспоримое «да». Но, как и всяк человек, тешил свою душу до последней секунды, что Мэй ответит заветное «ты не прав», или «ты болван», дав ему по-сестрински родного подзатыльника, и вытурив спать. Но перед ним всё ещё сидела Мэй, Хозяйка Огня, женщина с высоким статусом в обществе, которой явно не было дело до всяких там долбанутых братцев, что вечно суют нос, куда не надо. Поэтому он и начал с утверждения, подготовив к себя к полному провалу. Уж если переть, так до конца, не оставляя сил и надежд.
- Ты меня терпеть не можешь,- коротко и ясно, обыденным тоном; будто он сейчас не о взаимоотношениях говорит, а о погоде на завтра,- Я… кхм. Нет, мне не нужно давать утверждение, я и сам знаю, что это так,- «к сожалению для меня,»- Просто я всегда хотел спросить,- Том хмурится, чуть колеблясь. Сложно это – просить одного человека говорить о тебе правдивые гадости,- Почему?
Отчего-то, именно сейчас, юноша был готов принять любой ход событий. От убивающего молчания до властного требования уйти восвояси. От ледяного гнева до безмолвного ухода.
Он слишком плохо знал Мэй, чтобы быть уверенным в чём-то одном. Слишком плохо. И козырей в рукавах ему это не предоставляло – он был пуст и чист, не имея даже отходных путей.

Холодна, как сталь. Она всегда была такой, сколько Том её помнил. Уж не дано ему было ведать, какова она рядом со своим мужем и детьми - он видел лишь то, что она сама желала ему показать. И отчего-то чувствовал, что это всё лишь обман. Иллюзия. Быть может, она сама хотела быть такой? Быть может, это всё война? Воспитание? Родители? Том слышал как-то, что его мать и отец никогда не уделяли Мэй должного внимания. Что она получала лишь материальную лже-поддержку от них. Что они никогда не были ей настоящей семьёй, и что свою родную кровь она обрела лишь совсем недавно - когда вышла за Хозяина Огня и родила от него детей. Дело, должно быть, в этом. Или в чём-то другом. В том, о существовании чего юноша даже и не подозревает - так, кажется, всегда и бывает; мы копаем глубже, зарываясь носом в землю, попросту не видя ответа на поверхности. Слепота - самая распространённая среди людей, будь они маги, или же нет, болезнь. Настоящая болезнь души, губящая всё на своём пути похлеще той же ненависти или чёрной зависти.
Так какая же ты, Мэй? Действительно ли та, коей кажешься?
И почему так не хочешь выдавать себя настоящую человеку, действительно желающему настроить с тобой контакты на более прочную, положительную основу?
Том, кажется, понимал, отчасти, причину её выбора не в пользу его самого. Что ж, стало быть, не мудрён тот факт, отчего Мэй "всё равно". Всё равно. Ей всегда было всё равно. А разница, знаете, в чём? Именно сейчас, в чём она заключается?
Да в том, что ему - не всё равно. Как бы он не хотел изменить своё отношение к такому неприязненному положению вещей. А ещё его просто убивало то, что он и с племянниками то своими не особо общался - конечно, пообщаешься тут, когда мать этих самых племянников не видит необходимости называть Тома не только своим братом, но и дядей своих детей. Вот, ведь.

Есть такой тип людей, которые всегда находятся на периферии. О них никогда не говорят, лишь мельком упоминая в линии жизни разных людей, они когда не оставляют следов в витках времени - они никто, по сути, лишь какая-то часть этого мира, использующаяся в качестве заставки к основному действу. Зацикливаете ли вы, скажем, внимание на случайном прохожем, ненавязчиво глядящем в вашу сторону, когда посередь дороги вы устраиваете словесную батальную сцену? Быть может, и глянете разок заинтересованно, почувствовав чьё-то внимание, но наверняка не запомните того человека в лицо. А безликие воины? Те, кто теряются в строю, как деревья в лесу, чьих глаз не видно, что никогда не решают исход битвы? Нет. Потому что конечный итог и последнее слово всегда не за ними, а за людьми иными - теми, на кого обращает внимание Судьба. Том, отчего-то, считал, что то и дело составляет ряды таких вот людей - у него, казалось бы, было всё, что нужно обычному человеку для вполне хорошей жизни, и даже больше, но, будучи непосредственным родственником при правящей семье, он не ощущал себя таковым, не использовал все свои возможности - во многом потому, что попросту не желал сего. Впрочем, сторонним людям не мешало говорить о том, что всё хорошее положение семьи молодого курсанта и его самого обеспечено всецело Мэй и только ею. Быть может, это и было правдой, но юноше хотелось верить в то, что данная правда является таковой лишь отчасти - ему всегда казалось, что он сам добивался некоторых своих заслуг в обучении, не прибегая к помощи столь двоякого статуса, как "брат Хозяйки Огня". Если бы только ему суждено было таковым быть, становилось бы не столь противно слышать такие претензии в свой адрес. А так - несуразица какая-то, ей-духи.

А что же в действительности? Ему взаправду нужно было, до грани необходимости, чувствовать от Мэй сестринскую любовь, или это было очередной глупой прихотью, свойственной каждому подростку, растущему в благоприятной среде? Банальный эгоизм? По сути, у Том-Тома действительно было всё – погожее отношение родителей, невыносимое желание с их стороны запихнуть его на горку повыше, возможность получать качественное образование в стенах военной академии, ни в чём не нуждаться чисто материально. У него было всё, и ничего, одновременно. Так что эгоизм – наверняка обыденное положение души в среде, подобной этой. Наверное.
- Если у тебя внезапно выработался комплекс старшей сестры, то спешу тебя разочаровать – я тебе даже завидую в некоторой степени. Потому, что до тебя им долгое время было всё равно, они не пихали тебя всё время, пока ты росла, во все доступные дырки, не мешали добиваться реальных целей, вдалбливая в голову нечто фантастическое. Не дано мне уж знать, какая очередная идея навестила их дурные головы сегодня, но меня уже давно терзает неопределённое желание покрутить в их присутствии пальцем у виска, тонко намекая на их дуроголовость,- что правда, то, увы, правда. Путём рассуждений юноша то и дело плавно подходил к тому, что главный производитель тех проблем, что порождали заведомо неприязненные отношения со стороны Мэй – это их собственные мать и отец. Не порождало ли когнитивного диссонанса в душе сестры тот простой факт, что её собственным родителям она понадобилась лишь став Хозяйкой Огня? Последний вывод, кстати говоря, пришёлся на сердобольному Том-Тому совсем недавно, после многочисленных «не пойму я, что к чему» от соотношения картины, кою рисовали в его голове рассказчики о ранних отношениях между Мэй и её родителями, и той, что представала перед глазами юноши сейчас. Многочисленные ссоры и отрицательная леденящая негативность сестры была лишь подтверждению того факта, что не всё так просто, как кажется – она наверняка не считает мать и отца своими родителями, давно отрезав себя от семьи. Стало быть, автоматически отрезала и Тома от душевного родства – зачем ей лишний груз на сердце, спрашивается? У неё есть муж, дети. По сути, ничего для счастья более и не требуется.
А ему всегда говорили, что ему – не понять. Всего. Во всех плоскостях и линиях, картины жизни составляющих.
- Разве тебе лично никогда не хотелось, чтобы всё встало на свои законные, верные места?- только знать бы ещё, в довесок, всех тех деталей, что хозяйка Судьба предпочла скрыть от его глаз, оставляя Тома в слепом неведении.